Каждый человек живет свою жизнь, как он может

19 января в Челябинске состоялся единственный показ дебютного фильма Яны Климовой-Юсуповой «Просточеловек», главные роли в котором исполнили Филипп Авдеев и Чулпан Хаматова. Нашумевшая история об отмене проката не помешала фильму побывать на ММКФ и получить гран-при фестиваля «Сталкер». История создает ощущение next door: даже если в твоей жизни такого не было, наверняка похожее случилось с другом или близким. Накануне показа О Мари поговорила с режиссером фильма — о настроении сегодняшнего дня в жизни и в кино.

 

Текст: О Мари

Фото: из личного архива героини

 

Какова сегодня судьба режиссера-дебютанта, который снимает авторское кино? Есть ли шанс, что его фильм увидят зрители?

 

Очень интересный вопрос, и очень сложно на него ответить. Наступило такое время, когда снимать независимое кино на свободные темы, интересующие конкретно тебя, наверное, бессмысленно. Широкий прокат в России в ближайшие годы будет подчиняться определенным контекстам. Сейчас не период творческого роста российского кинематографа. 

 

В это же время мы должны были выйти в прокат. Был договор с кинопрокатной компанией, мы усердно готовились, запланировали коллаборации с крупными брендами и мерч, были расписаны предпремьерные показы по всей России, на премьеру в кинотеатре «Художественный» приглашено около 150 звезд — хотели сделать вот такое «вау». За пару недель до выхода фильма мне сообщили, что прокат отменен. Ну и все, мы вылетели из шестеренок.

 

У меня вообще ни к кому нет претензий, я прекрасно понимаю, что мы попали в максимально сложное время, нам не повезло. Фильм участвовал в нескольких фестивалях, но и тут с каких-то его сняли. Будет ли интерес к фильму через два года? Трудно сказать. Мы все это проходим в первый раз и не можем прогнозировать. У нас в стране давно не клали кино на полку, мы прецедент. 

 

 

Конечно, плохо, что фильм не вышел в прокат, ведь в него вложены частные деньги. Это к разговору о развитии частного кино в России: на нем нельзя делать бизнес. С другой стороны, благодаря негосударственному финансированию можно показывать фильм на иностранных площадках. Мы недавно получили награду за лучший дебют на итальянском кинофестивале Asti International Film Festival.

Участие Филиппа Авдеева вызвало резонанс или его это меньше затронуло?

 

Я не заметила. Видимо, фигура Чулпан настолько значительна — а она действительно значительна, она огромна, что она затмила всех. Скандал раздут из ничего, это показательная порка. Поэтому до Филиппа не дошло внимание, я думаю. И надо признать, что Филипп очень аккуратный человек, спокойный, он не делает резких движений, уверенно живет свою жизнь, профессиональную в том числе. Очень толковый, адекватный, разумный человек. Тем более, после того как нас не выпустили, в прокат вышел фильм «Далекие близкие» с его участием. Так что по Филиппу, полагаю, вопросов нет.

Филипп в интервью говорит, что не будет работать с режиссером, если он не готов вместе трансформировать сценарий. Ты столкнулась с этим?

 

У меня за спиной три фильма, и во всех снимались большие артисты: Алена Бабенко, Даша Екамасова, Юрий Назаров, Артем Михалков, Светлана Ивановна Коркошко, Чулпан Хаматова, Агата Муцениеце, большой список. Могу сказать, что у Филиппа абсолютно другой подход к работе. Все артисты, если режиссер готов к диалогу, хотят разрабатывать своего героя, погружаться в него. Но Филипп не просто хочет — он не может по-другому. 

 

Шесть месяцев Филипп думал, соглашаться или нет. Это не каприз, это профессиональный подход. Филипп Авдеев гениальный артист. Когда работаешь с гением, ты должен понимать, что это не просто. Гений — не ребенок-вундеркинд, который складывает 85 плюс 168 миллионов в уме. Это другая комбинация внутренних механизмов, не такая, как у всех. За счет этой комбинации рождается такой результат.


Несмотря на то, что Филипп до последнего не был уверен, что готов сниматься, мы отчаянно работали над сценарием. Каждая реплика была нами обсуждена, каждая сцена, каждый элемент костюма, сцены. Я переписывала сценарий в общей сложности около двадцати раз. У нас были читки со всеми: артистами, главами цехов. Потом отдельные читки: Агата Муценице, Филипп и я. Потом мы с Филиппом вдвоем. В итоге мы с Филиппом еще несколько раз проходили сценарий от начала до конца. 

Ты показываешь артистам дубли?

 

Шутишь! Конечно, у нас был огромный плейбек и большая комната, чтобы все вмещались. После дубля шли гурьбой смотреть. Были артисты, которые к этому не привыкли. Евгения Павловна Симонова вообще туда не заглядывала, говорит, что не любит смотреть свои дубли. Чулпан пару раз заглянула посмотреть, как она выглядит, и всё.


Филипп не пропустил ни одного дубля и после каждой снятой сцены говорил: «Давай еще один актерский, я попробую еще разок». Потому что у него очень щепетильный подход к работе. Я считаю, это редкость для российского кино,  нам всем нужно учиться так серьезно относиться к результату.

 

Это театральная школа так влияет или личностная особенность?

 

Думаю, что личностная. Давай не будем забывать, что с его стороны был мега-реверанс сняться в нашем фильме. «Седьмая студия», «Гоголь-центр» — все прекрасно знают, что артисты, которые вышли из школы Кирилла Серебренникова — ультрапрофессионалы. Они могут всё вообще. Мне было бы очень интересно поговорить с Кириллом Семеновичем и узнать, в чем зерно этого результата. Филипп — профессионал с большим опытом, уверенный в своих навыках, который вложил много лет в формирование своей актерской личности, пошел сниматься вообще неизвестно к кому. Какая-то девушка. 

Есть особенность в работе со звездными и менее звездными артистами? Лайфхаки, которые ты чувствуешь, что помогают?

 

Нужно разговаривать с артистом любой величины как с самым обыкновенным твоим другом, просто как с человеком, которого ты искренне уважаешь и с которым ты хочешь сделать вместе проект. Известные люди устали от того, что им все время пытаются рассказать про них самих. Где они снимались, какие они премии получили. Они все про себя прекрасно знают и хотят нормального, человеческого, адекватного профессионального диалога. Я пока не видела ни одного артиста, которого бы интересовало что-то больше, чем сценарий.

 

Какое у тебя впечатление сложилось от людей, которые смотрели фильм?

 

После показов везде происходит одинаковая история, особенно когда много людей в зале. Зрители переживают катарсис. 40 процентов зала зареванные, остальная часть испытывает эйфорию. Фильм с людьми что-то делает. Они не могут уйти из зала, и после каждого показа два часа минимум я пытаюсь вырваться из огромного числа людей, которые выстраиваются в очередь что-то сказать. Так было на ММКФ. У нас был один из самых многочисленных показов, кинозал на 1200 человек почти полный. Для фестиваля это невероятно. И вот я пытаюсь спуститься по лестнице Дома кино, а люди повсюду: «А у меня это, а у меня вопрос». 

Ты говорила, что тебе важно показать людей не хорошими и не плохими. Почему?

 

Потому что это правда. Я не верю в черно-белое существование и органически не переношу, когда говорят: вот этот человек плохой. Речь не о маньяках-убийцах, это другая плоскость. Я говорю про нормальных людей, про общество в рамках закона. Каждый человек живет свою жизнь, как он может. И в кино, и в жизни бывает разное стечение обстоятельств, такая сложная комбинация. Мы не какие-то супергерои, мы самые обычные люди.


Вот мы с тобой, вроде, недавно были две девочки маленькие, которые выросли. Мы в чем-то хороши, в чем-то не очень, мы сильно стараемся, что-то упускаем, едим бутерброды на ночь, толстеем. Мы все обычные и простые. Иногда мы совершаем ошибки, большие ошибки. Но делаем это неосознанно. Нужно ли человека клеймить за то, что он совершил ошибку неосознанно, и уничтожать его за это? 

 

 

Нужно ли всю жизнь ненавидеть мать за то, что она в детстве была недостаточно эмпатична? У нее же были какие-то обстоятельства. Может, ее бросил любовник, или уволили с работы, не было денег, болела поясница, депрессия длилась годами. Мало ли что у нее было! Надо отпускать. Я считаю, что расцвет человеческого сердца происходит тогда, когда человек готов признать, что мир несовершенен. Не стоит требовать от людей совершенства. 


Жизнь состоит из маленьких шагов. И каждый человек состоит из маленьких событий, которые формируют целую судьбу. Нельзя смотреть на человека как на конструкцию и требовать от него чего-то. Мне кажется, наша генеральная задача — видеть в человеке человека, а не функцию. А высшая цель — стремиться к любви. Не в эротическом смысле, а в человеческом.

 

 

Тема отцов и детей в кино очень пульсирующая сейчас. Ты это с чем-то связываешь?

 

Это хороший сигнал того, что наше общество проходит этап интеллектуального развития. Общество доросло. Снимать фильмы про тусовки, секс — ну, понятно, такая часть есть в человеческой жизни. Снимать про деньги, тачки, супергеройские истории — это дорого и тоже понятно.


Отцы и дети — вечный вопрос, мы осознали себя сейчас очень уязвимыми и начали разбираться, в чем проблема. Здесь не найти решения, если не шагнуть в детство. Любые жизненные обстоятельства можно переварить: разбитое сердце, любовь, страдание, слезы. Проходит время — и боль абсолютно пропадает. Но если в период детства случилась какая-то боль, она никуда не девается, она на всю жизнь с тобой и на всю жизнь будет влиять. Я бы только на эту тему и снимала, если бы у меня был чемодан с деньгами. Отцы и дети важная тема для каждого человека, даже для сироты. Не было мамы — а боль есть. Вечная тема.

 

Вы с мужем помогаете детскому фонду?

 

 

У нас с мужем тоже есть фонд «Культура развития». Мы помогаем 100 детям, которые живут в разных детских домах, получать образовательные программы онлайн. Сироты, живущие в детских домах, получают очень слабое образование. Они кое-как заканчивают 9 класс и рассчитывают максимум отучиться в ПТУ на помощника повара, даже не на повара. У них совсем нет амбиций, дети не понимают, что могут стать кем угодно.


Мы оплачиваем детям дополнительные онлайн-занятия. Я же из Красноярска, Сибирь для меня — эмоциональная Мекка. Там плохо все с сиротами. В Сибири холодно, вечно серо. Им нужна первая помощь. Хочется, чтобы все люди по чуть-чуть помогали. Представляешь, если каждый будет помогать, можно обучать и 200, и 300 детей, но это не дешевая история.

 

Почему тебе близка тема сиротства?


Кто-то мне сказал, что это из прошлой жизни. Когда я думаю про маленького ребенка, у которого никого нет… У меня две дочери, я смотрю на них и думаю: не дай Бог что случись, и они никому не нужны. Настолько одинок маленький человек, настолько никому до него нет дела, страшно об этом думать. Меня это очень сильно трогает. Взрослый человек может сам менять свою жизнь. У ребенка нет возможности быть сытым, если его никто не накормит. Это самая уязвимая часть нашего общества. А мы, общество, нравится нам это или нет, — единый организм.

 

 В каком-то интервью ты рассказывала, что пишешь пьесу.


Да! Есть очень большое желание, прямо доминирующее, поставить спектакль. Как всё происходит в кино, мне понятно. Театр — другая материя, мне очень интересно, как это создается, было бы здорово поставить спектакль по своей пьесе. Но для этого ее же нужно сначала написать. 

 

 

Я человек вдохновения. Например, мы с моей подругой Агатой Муцениеце и другими артистками придумали снять короткий метр. Я прихожу домой, сажусь за ноутбук, и у меня вдохновение. Сколько физически нужно, чтобы набрать четыре страницы, за столько я написала и сценарий короткого метра. Отправляю им — а с момента нашего разговора три часа прошло, это мне надо было еще до дома доехать. 


Могу сесть написать что-нибудь, но не факт, что это получится хорошо. Приходится ждать этого дурацкого вдохновения. Как в фильмах — несчастные пьяные режиссеры рвут бумагу в поисках вдохновения. Все так и есть. Приходится ждать. Может, в какой-то момент сработает, и я напишу пьесу.

 

 

Ты говорила, что тоска для тебя — плодотворное время. Когда ты тоскуешь?

 

Все время. Я не пессимист, я реалист. Но при этом мир довольно грустно устроен, начиная с того, что наша жизнь конечна. Есть люди, которых я люблю бесконечно — мои дети, родители — и неизбежно настанет такой момент, когда мы все расстанемся физически. Мы сейчас так глубоко погружаемся в совместную жизнь, строим дома, строим жизнь. Но глобально, это всё очень короткая дистанция. 

Я постоянно нахожусь в этих размышлениях. Хотя я нахожу мир прекрасным местом, это удивительное явление, вообще сам факт нашего появления и существования, возможность говорить друг с другом, любовь, искусство. Но при этом какая-то тоскующая штука внутри меня существует. И все творческие излияния берутся из этой тоскующей плоскости. Художник что нарисует? Голодный художник нарисует Бога. Сытый художник — голую женщину. В какой-то степени нужно оставлять себя голодным. За этим — погружаться в жизнь людей, которым хуже, чем тебе. Сироты, люди с ограниченными возможностями, больные люди. Нужно шевелить в себе эмпатию. Как только мы становимся слишком сытыми и счастливыми, мы теряем связь с реальным миром. А реальный мир, не фантазийный, требует нашей помощи.