Челябинский андеграунд все чаще становится темой для обсуждений. Многие в дискуссиях пытаются дать ему характеристику. И мы постепенно будем раскручивать это понятие. Начнем с тех, кто стоял у истоков. В этом выпуске поговорим с Джамалом – одним из участников «ТГК», легендой местного андеграунда и звездой российского хип-хопа. 

В 2010 «Триагрутрика» залетела в топ с альбомом «Вечерний Челябинск», затем подписала контракт с Gazgolder и стала известной на всю Россию и за ее пределами. Но что было до и как стало после? Обсуждаем в откровенном разговоре с Джамалом.

Текст: Анюта Гневчинская

Фото: Игорь Бакулев

Как ты пришел в хип-хоп? Когда с ним соприкоснулся?

Мне было интересно с фонарем по подвалам ползать, на заброшки ходить. Музыка была в моей жизни, но не уличная. Это были советские песни, музыка, которую отцензурили, вычистили и дали людям. Помню, был праздник, 9 мая. Я учился тогда в восьмом классе. Мы с пацанами пошли в центр и встретили мою старшую сестру с толпой рэперов. Их было человек сорок. Кепочки, капюшоны, широкие штаны. Классика того времени. 
 

Мы быстро влились. На следующий день мы съездили на рынок к «Детскому миру», купили мне кепку «Оникс», черный балахон и широкие джинсы. Тогда все началось. 

Я понял, что речитатив мне нравился всегда. Песня Майкла Джексона, где Маколей Калкин читает рэп. Я уже тогда думал: «Вот это классный момент». Или, например, рэперская вставка в песне Modern Talking. Или в песне Sex Bomb куплеты с читочкой. И диск мне попался тогда, что-то типа «топ-20 треков американского рэпа». Я знал всю классику хип-хопа на тот момент.

Но как только в моей жизни появился русский рэп, я практически перестал слушать американский. Я понимал уличные тексты. Мне это было близко. Месяц-два я послушал рэп и начал писать свой.

Оборудования было мало. Как записывались? Просто читали?

Да, просто читали лет 10. В начале у нас не было возможности делать записи. Подготовка сыграла нам на руку. На протяжении десяти лет мы не показывали людям, как не умеем писать тексты. Аудитория впервые услышала нас после стольких лет тренировок.

Мы читали рэп у Паши Боцмана на вечеринках. Без ограничения по времени. Выступления затягивались часа на 2, максимум был – 4,5. Ног нет после такого, ты 4,5 часа ходишь, прыгаешь. Но классно, что нас не останавливали, люди не расходились. 

В каком музыкальном направлении ты движешься сейчас?

Некоторые песни я уже не могу отнести к хип-хопу или рэпу. Начинаю думать, что это за жанр, но не могу его определить. Это настоящее творчество. Я действую уже не в рамках жанра, а в рамках себя. И, скорее всего, впереди меня ждут песни, которые уже будут не рэперские.

А твой новый альбом – это уже экспериментальное или еще классическое звучание?

Мне кажется, классическое. Я долгое время регулярно выпивал, искаженно слушал музыку и писал. Навыпускал много «пьяных» альбомов. Думаю, этот и следующий альбом – мое накопленное за пять лет без алкоголя. Это трезвое творчество и тот звук, к которому я пришел сейчас.

У тебя в песнях часто воспоминания про город. Ностальгия – сильный импульс для тебя?

Меня всегда пробирает на какую-то ностальгию. Вчера я ехал в такси, окно запотело. Я его протер, и вдруг мне прилетает в голову флешбек. Холодно, я в капюшоне с шарфом. Ресницы замерзшие. На улице холодрыга, едет троллейбус. И на меня сквозь махровое троллейбусное замерзшее стекло смотрит глаз. Что было импульсом? Не знаю. Но этот образ у меня совпал, и, если я буду писать какой-нибудь замороженный текст про зиму, обязательно как-то туда этот глаз впишу.

Ты сейчас живешь в Москве. Что нашел в этом городе? 

Челябинск – это тихая гавань. А Москва – бурная река, которая иногда убивает, переворачивает лодки. Я в этой реке чувствую себя комфортно. Я плыву и кайфую от этого. В Челябинске, стоя на причале, я заскучал. Это как когда ты прошел ГТА и тебе предлагают остаться на этой карте и что-то поделать. И ты просто бегаешь пять лет, но в сюжете уже ничего не происходит. Я почувствовал, что карта Челябинска пройдена, и обязательно нужно открывать новую, чтобы там все заново.

Но ты все равно возвращаешься в Челябинск.

Челябинск — это Родина. А Родина одна. С этим ничего не поделать, никому.

Ты говорил на «Вписке», что тексты приходят свыше. Веришь в это?

Я как будто что-то ловлю на генетическом уровне, костным мозгом. Животные и люди что-то интуитивно знают и умеют. Тут будто такая же тема.

Иногда у меня возникает ощущение, что я не пишу песню, а вспоминаю. Из последнего альбома трек «Продленка». Просто сел и написал, не задумываясь. Или «Нам ли жить в печали» – ноль усилий. Просто пишу так, как думаю. 

Когда пишешь песни, думаешь о том, как бы залететь в топ? 

Когда я слушаю свою музыку, я изначально понимаю, что это не коммерческий звук. Но этот звук вытаскивает из меня слова. Я чувствую это, и мне нравится. 

Я бы хотел, чтобы у меня появилась какая-то песня, которая заработает столько, что я смогу купить дома родственникам. И я каждый день работаю для этого. И не хочу размениваться. У меня толком нет клипов, нет сотен студийных фото. Наверное, потому, что каждый раз, когда я выбираю, чем себя сейчас занять, я пишу новую песню. И какая будет следующая – это всегда загадка даже для меня.

К слову о сотрудничестве. Находишь ли ты время на некоммерческие проекты?

Есть люди, их очень много, которым в моменте кажется, что они занимаются таким же делом, как я. Я начинаю на человека тратить время, а потом он вдруг исчезает и начинает заниматься другим делом.  А я думаю: «Вот зачем я тратил столько времени, рассказывал, как песни писать, например, делился мыслями?» 
 

Поэтому, когда вдруг появляются ребята, которые начинают: «Я тоже в теме. Давай, Джамал, у меня идея, давай». Пусть он для начала себе докажет, что он в теме. Самое главное – это время. Когда мы получаем деньги за концерты, нам платят не за то, что я выхожу на сцену, хотя и за это тоже, а за то, что я сейчас вместо своей студийной работы взял и поехал в другой город. Платят за день-два-три потраченных не на то, на что я обычно его трачу. 

Не было желания перестать писать песни?

Нет. Это благодаря людям, которые слушают и верят в меня. Я чувствую в них родственные души. Есть теория, что некоторые души очень большие, поэтому не влезают в одного человека. При «распределении» такая душа может поместиться во множестве человек. И получается, Мы – это как бы одно. И есть вероятность, что я говорю с самим собой. Это не доказать, просто размышления. Но я чувствую в некоторых слушателях, что это мои кровные братья и сестры. Которые чувствуют и понимают моё творчество на другом уровне. Не просто двоюродные, троюродные братья и сёстры, нет, моя кровь.

Ты как-то сказал про современный хип-хоп, что кто-то вспышка, а кто-то свет. Поделись размышлением?

Это не только про современный хип-хоп. У нас есть «Биг Сити Лайф» и «На работу». Мы тоже вспыхнули. Но творчество «Триагрутрики» и свои песни я считаю стабильным светом. Пусть и без частых вспышек. По крайней мере, он стабилен и будет продолжать светить. Люди, которые стали вспышкой, часто не могут позволить себе выпускать простые песни, возможно, хотят повторить успех. Кто-то загнал себя в жесткие рамки и не может из них выползти. Кто-то собирает стадионы и что-то такое попроще уже не будет делать. Если сделает, скорее всего, не покажет никому. А я покажу. Потому что могу себе это позволить. Сейчас, по крайней мере.
 

Про меня тоже кто-то может сказать, что раньше было лучше. Но я остаюсь настоящим и сейчас, когда пишу новые песни под новую музыку. Посмотрим, как будет дальше. Но даже если я залезу в какие-то рамки и начну делать коммерческую музыку, время от времени я все равно буду писать простые, понятные песни для своих людей под «грустную пианинку».